Лето Иинокентия Баранова

Текст: Е. Строяковски

«Считать себя просто художником – уже большое счастье»
В эти знойные дни, когда большинство гамбуржцев проклинает жару, мне почему-то захотелось вернуться почти на десятилетие назад и вспомнить времена, когда у нас в Гамбурге бывали выставки замечательного и хорошо известного в Германии и России художника Кеши (Иннокентия) Баранова. Захотелось представить его картины, которые мне необыкновенно нравятся, и его самого нашим читателям. Почему именно сейчас? А вы посмотрите на его работы и сразу же все поймете. Но сначала несколько слов о нашем герое.

Мы с ним познакомились больше 15 лет назад, потом не раз встречались на гамбургских художественных тусовках и прочих мероприятиях. Один из Кешиных вернисажей мне запомнился особенно, причем сразу по двум причинам.

Первая была чисто женской – галерея в центре города, приглашение официальное, и моя гостившая в Гамбурге московская подруга отнеслась к событию очень серьезно. Мы с ней долго решали, что надеть, и в итоге оделись соответственно случаю – по-столичному. И выглядели потом совершенно чужеродно на фоне местной расслабленной художественной молодежи. Это обстоятельство немного рассердило мою спутницу, но мне не помешало с удовольствием пообщаться с публикой.
Вторая причина была ближе к творческой – на одной из картин я узнала место, которое мне когда-то запомнилось и многие годы было моим приятным воспоминанием. Подошла к Кеше, и он подтвердил: да, это мост Эйфеля через реку в португальском Фаро.
Встречались мы не только на вернисажах. Как-то раз на входившем тогда в моду воскресном бранче в небольшом ресторанчике собралась наша русскоговорящая творческая молодежь. Почти все – молодые родители с детьми. Как водится, дети баловались и немного капризничали, но я обратила внимание на необыкновенно трепетное отношение Иннокентия не только к своему маленькому сыну, но и к другим малышам. Надо же, подумала я – этакий мачо, а так заботлив и нежен с детьми. Ну, в общем, он меня этим купил?
Жаль, что в 2011 году Иннокентий перебрался в Берлин, а участники молодежной компании повзрослели и тоже разъехались кто куда. Но мы не потеряли друг друга из виду – появился Фейсбук, и можно хотя бы виртуально быть в курсе творческой и личной жизни приятных и интересных тебе людей. Иногда, правда, случаются у нас и встречи «живьем» – например, недавно в Берлине мы пересеклись с Кешей на вернисаже Владимира Сорокина и встретились как старые друзья. Вот на правах «старого» друга я и решила расспросить художника о его профессиональной деятельности и обо всем, что мне давно хотелось у него узнать.

– Кеша, не сложно догадаться, что ты из России, но конкретно где родился и рос? Семья имеет отношение к живописи?

– Я из московской семьи литераторов, папа Павел Френкель – писатель, переводчик с немецкого. В основном переводил детскую литературу: Нёстлингер, Пройслера и т.д., но и Кафку, пожалуй, я в лучшем переводе не читал.
Мама Марина Баранова – филолог, реально помешана на литературе. Свела их журналистика. Теперь они живут недалеко от меня в Берлине, папа преподает немецкий в языковой школе, мама пишет статьи о художниках. Частенько мы вместе ходим в спортклуб. Сауну мама игнорирует.

– Так твой прекрасный немецкий, который мне всегда так восхищает, это папина заслуга?

– Я ему и маме вообще очень многим обязан. Немецкий – это пустяки. Надо сказать, мы и сейчас иногда между делом творчески взаимодействуем с родителями. То книжечку или статейку им оформлю, то они мне текстик напишут грамотный на трех языках, то мы папе на роман идеи вместе соберем. Четыре года назад к этому «шабашу» еще присоединилась моя подруга Вика (Виктория Науменко), она очень хороший и тонкий фотограф. То есть семья по-прежнему влияет на мое творческое и прочее развитие, хотя, казалось бы взрослый уже дядя, самостоятельный (с 14 лет) и самодостаточный.

– Насколько важно для художника, кроме способностей и таланта, профессиональное образование? Где и у кого ты учился?

– Слушай, Лен, нас тогда как спортсменов готовили, я имею в виду художников и музыкантов. Изостудия дворца пионеров на Миусской площади, куда меня взял в 6 лет Борис Карафелов, муж Дины Рубиной, чудесный человек и художник. Потом первая «художка» на Остоженке, которую теперь уже снесли, вроде. Параллельно по выходным у Бориса Диодорова в мастерской, лучшего иллюстратора «Винни Пуха» и многих других книг.
Потом поступление в «МХУ памяти 1905 года», и параллельно по выходным несколько лет в семье наших друзей Фейгиных. Там со мной занимались дедушка, Моисей Фейгин, огромный художник, а тогда ему было за 90, его дочь Аня Фейгина, мамина подруга, и очень часто внук Леня. Там вся семья нереально талантлива. За что я им всем, кстати говоря, очень-очень признателен. Надеюсь, я их не подвел. Ну, а после окончания училища по графике в 1993 году уехал в Вену, где отучился в Венской академии прикладного искусства на живописи и мультипликации. Там-то я немного и раскрылся.

– Получается, что классическое образование художнику необходимо?

– Классическое образование имеет плюсы и ими надо уметь пользоваться. Добавляет тебе инструментов для выражения мыслей. Но эти самые мысли оно (образование) при этом не особо приветствует. Поэтому уметь видеть, анализировать и генерировать идеи надо учиться самому. Мне венская академия и мой профессор Кристиан Аттерзее очень помогли открыть глаза и включить голову.

– Как же ты после Вены попал в Гамбург?

– Моя первая жена хотела поучиться в Высшей школе музыки в Любеке, там я жить строго отказался. Я в Вене и то себя «погранично» чувствовал после Москвы. Особенно по полумертвым воскресеньям. Решили в Гамбурге поселиться.
Первые годы прожили в Бильвердере: поля, леса, навоз, косули. Переехал, б…, думаю… Родилась дочка Настя. Потом переехал в Эппендорф. Снова женился. Родился сын Даня. Жил в Вандсбеке, Митте, Санкт-Паули – везде. Любимое место – Кремон Инзель, переходящий в Шпайхерштадт.

– Почти совпадает с одним из моих любимых мест Гамбурга – Fleetinsel. И с биографией постепенно проясняется ?. Теперь перейдем собственно к творчеству. Как ты сам считаешь, к какому направлению в живописи можно отнести твои работы?

– Дегенеративный экспрессионизм, думаю, подойдет. Ну а вообще направление – «что хочу, то и ворочу». У меня такие стремные серии есть – 4х4, например. Хотя в целом без Мунка с Ван Гогом не обошлось, конечно…

– Но есть и совсем другое – карикатуры, иллюстрации книг?

– Вскоре после переезда в Германию мне предложили нарисовать серию карикатур на немецких политиков. Спонсировали социал-демократы, я их, в основном, и рисовал. Потом даже выставка была, там Шредер, Симонис были – все дела. В этот вечер родилась моя Настя, и я не смог явиться на вернисаж.
Но рисовать карикатуры не бросил, и потом на многих мероприятиях рисовал всякие советы директоров разных «телекомов» и «мерседесов». Ну и параллельно шесть, кажется, детских книг проиллюстрировал.

– Чем в последнее время занимаешься, что пишешь?

– Готовлю один мультимедийный проект (в Москве, кстати, должен стартануть). Но это долгое такое дело. Пишу сейчас разное: пару сравнительно безумных натюрмортов написал, пару маленьких подарков друзьям. Лето. Развлекаюсь. Осенью подключится тяжелая артиллерия, с конца августа упрусь уже в зимнюю выставку, а там большие форматы и вообще много работы…

– Кем считаешь себя – русским или немецким художником? Это как-то можно совместить?

– Я вообще не разделяю этносы, а границы презираю. Поэтому даже суть вопроса от меня ускользает. Считать себя просто художником – уже большое счастье.

– Знаю, что часто выставляешься в Москве. Это и признание, и коммерция?

– Трудно сказать. Москву я люблю, там много друзей, и есть немного искренних поклонников творчества. Признание дело такое – пару лет не выставлялся, глядишь, а тебя подзабыли. Журналисты сменились, галереи позакрывались…
А коммерчески в Москве интересно было до кризиса 2014 года. Местная пресса в мире никого не интересует, продажи упали втрое. Сейчас я там выставляюсь реже, но раз в год/полтора стараюсь. Вскоре должна после перерыва вновь открыться моя галерея «Дом Нащокина». Буду немного чаще выставляться. Нет, сейчас Москва – только любовь.

– Тогда спрошу – можно ли прожить на доходы от картин?

– Можно. Но по-разному. Иногда от продажи к продаже, от выставки к выставке. Тяжелый хлеб. Гастрит, язва желудка, психозы, панические атаки, депрессии и алкоголизм – это набор «если вам еще повезет». Большинство просто не справляются, бросают это дело рано или поздно. Или, что, без сомнения, намного хуже, становятся скучными ремесленниками и гонят одинаковую муть какую-нибудь: церквушки, стога, закаты… И всю жизнь ощущают себя соответственно. Некоторые находят спасение в кураторстве и арт-критике. Но ведь и этих ребят назвать счастливыми язык не поворачивается. Подумайте дети, стоит ли вам в эту бодягу влезать…

– Может быть, не стоит разочаровывать молодежь? 🙂 Лучше расскажи о ближайших творческих планах.

– Сейчас в Москве идут до сентября «Русско-китайские сезоны 2018», там я есть немного, три штуки на «Арт-Азию» уехали в Гонконг, пока не решил еще с парой групповых выставок. Зимой будет большая Москва, следующей весной – Дортмунд. На все приглашу заранее!

– За приглашение, конечно, спасибо! Меня один вопрос давно мучает – Кеша, ну почему все-таки ты выбрал Берлин? А еще – когда мы увидим твои работы в Гамбурге?

– Берлин молод и легок. Здесь приятно жить и заниматься творчеством, выставляться (не продаваться). В Гамбурге хорошо и комфортно жить и заниматься бизнесом. Но искусство город воспринимает «дозированно». Да и погода эта укатала меня за 15 лет… А работы надо бы выставить, это да. Может, я расковыряю этот гамбургский арт-улей, сделаем с Пашей Эрлихом, с Лилей Нур что-нибудь вместе… А то откладываем все годами, а так и закончится все, не успеешь оглянуться…

– Погода у нас, похоже, наладилась! И друзей не помешает навестить. Приезжай, будем тебе рады!

Verfasst von:
Maria Stroiakovskaya