МОЯ ИНТЕГРАЦИЯ

Очень жаркий летний день 2002-го года.

Вот уже три месяца живу в квартире после известного «Schiff’a». Позади лагерь, трудности сборов, переездов, наконец-то можно осмотреться; вздохнуть и начать снова жизнь на принявшей нас земле. Как и во многих городах Германии, так и в Гамбурге центром многих районов является кирха. Теперь Heimfeld – мой островок. Иду к церкви: шпиль высоченный – красное здание столетней давности. Всё–таки как трогает старина! Продолжение кирхи – большое помещение: зал со сквозными окнами, Невольно поворачиваю лицо к освещённым солнцем окнам. Сидят в зале люди полукругом. Дверь открыта, От жары некоторые вышли в перерыве на воздух и вдруг, поймав мой взгляд, кто-то приглашает в зал  послушать репетицию хора. Вхожу, осторожно слушаю. После окончания занятия, видимо старшая, т.е. староста, предлагает посещать немецкий хор один раз в неделю. Охотно принимаю предложение. Так я прямо с улицы в прямом смысле попала в немецкий хор. В нём человек тридцать. Люди от пятидесяти и даже старше восьмидесяти лет.

В коллективе оживление: узнают, что немецким не владею, но они заинтересованы в хористах (об этом узнаю позже, через месяц), так как посещение платное. Участники хора, в котором я за всю его столетнюю историю первая иностранка, чужая во всех смыслах, экзотика, во время пения очень внимательно следят за мной, как это я без знания языка (ноты для меня не проблема) пою? Постепенно узнаю имена хористов. Все здороваются за руку, очень доброжелательная обстановка. Через месяц пришёл новый дирижёр. Староста у рояля взглядом показывает на меня, как на инородное тело. Ловлю настороженность их переговоров, но ничего, продолжаю посещать.

На каждой репетиции мысленно сравниваю свой хоровой опыт в России: на музыкальном факультете, где я училась, хор был обязательной дисциплиной и, конечно, сравниваю дирижёра. Дирижёр для хора, оркестра и других коллективов, это главная фигура. Это – профессионализм, обаяние и многое, многое другое. Невольно вспоминаю нашего российского дирижёра. Декан музыкального факультета. Женщина фантастической железной воли, фронтовичка, почему-то напоминала мне боярыню Морозову с картины Сурикова. Деспотизм, окрики, хамство, полнейшее подчинение, но без любви, без обожания. Страх: малейшее замечание и всё может закончиться исключением из института. А причина простая – непомерное тщеславие, сила власти и так далее. И вот в этом любительском хоре восторгаюсь дирижёром: чем далее с каждой репетицией, тем с большим уважением, даже с обожанием, люди к нему относятся. Поют классику, народные немецкие песни и песни дирижёра – он ещё и композитор. Поражают терпение, тщательность, всегда улыбка, юмор и в то же время внутренняя строгость – ни одного окрика, ни одного замечания. Смотрю, как пожилые люди ловят каждое слово дирижёра, а ему сорок с небольшим.

Моё знакомство в хоре началось с того, что подошла в перерыве женщина лет восьмидесяти – в глазах боль, беспокойство и обвинение в том, что её отец погиб во время бомбёжки в Гамбурге. Смотрим глаза в глаза. Что я могла ей на это ответить, даже если бы владела немецким!? Что в моей семье погибло десять человек. Из воевавших пяти молодых, красивых, здоровых мужчин только один вернулся контуженный с фронта.

Да, почти все хористы – довоенные дети, родители которых воевали, а некоторые из них, может быть, сами были в Гитлерюгенде. Вот такие сюрпризы в жизни. Действительно, мы не знаем, что судьба нам готовит впереди.

В сентябре, по традиции, каждый год фестиваль хоров Гамбурга и других прилегающих к нему районов. В один из воскресных дней приезжаем на место проведения фестиваля. Фестиваль – это соревнование-праздник. Громадный зал, длинные столы, перпендикулярные сцене. Каждому хору отведены места. Официантки разносят кофе, сладости. А в это время каждый хор выходит на сцену. В зале человек четыреста. Повсюду царит радость, возбуждение от концерта. Меня охватывает волнение, лёгкий ужас. Как я оказалась здесь одна?! Если бы знали немцы, что я среди них одна русскоязычная, да ещё с хромающим «пятым  параграфом»! Но это я про себя мысленно «прокручиваю», даже не верится. Щипаю себя – нет, это не сон. Я одна и человек четыреста немцев.

Перед выходом на сцену небольшая репетиция в маленькой комнате. Дирижёр делает перестановку. Я оказываюсь рядом с другой женщиной. Всем видом она показывает недовольство, словно желая от меня отвернуться, придирается по мелочам. В дальнейшем, через несколько занятий, она очень старается со мной разговаривать, предупредительно подаёт партии и карандаш. Когда однажды дирижёр задержался, я подошла к роялю и стала что-то наигрывать. Так вот, эта Юта подходит осторожно, спрашивает, разве я не из Казахстана: «Sie spielen noch?» Тут полная перемена программы. Коллектив получил на фестивале первое место. Регулярно посещаю хор, но удивляет многое. Некоторые хористы посещают его десятилетиями. Хору уже сто лет. Вот и Гертруда пришла шестнадцатилетней девушкой и поёт в нём с 1948-го года. Очень приветливая, голубоглазая, красивая, теперь уже седая. Видимо, блондинка – настоящая арийка. На репетиции специально ко мне подходит, обнимает, смотрит в глаза. С каждым посещением хора очень боюсь смотреть на неё: Она не скрывает, у неё рак, а теперь и метастазы, приходит до последней репетиции на костылях, тает на глазах. А в глазах у неё страдание, боль, застывшая мольба о жизни. Подошла ко мне в перерыве, долго в полутёмном зале говорит, изливает мне душу. Я ничего не понимаю, видя её муки – крик души, – сочувствую: какие же думаю страдания. О, сколько наших прошло через этот ужас, это коварство – рак! И мама моя умерла в сорок восемь лет, оставив меня одиннадцатилетней, а отца ещё раньше не стало. Всё смешалось в голове. Вот и думаю, а где же их отцы воевали и кого-то они убивали. Ах, жизнь, жизнь – непредсказуемая штука?!

Гертруда посещала хор до конца жизни, видимо, с большими болями и умерла, когда я уже ушла из него после двух лет посещения. Позвонил сын, спросив, не играю ли я на органе, чтобы отпеть её в церкви. К великому сожалению, нет. К органу даже не подходила ни разу. С большим желанием посвятила бы ей, покойной, эту игру. Она так хотела жить!

Однажды слышу месяца за два разговоры о подготовке к юбилею. И вот юбилей – сто лет исполнилось одному из бывших хористов. Хор он посещал с 1927-го года. Едем к нему. В небольшом зале празднование столетнего юбилея. Мы – хор полукругом исполняем посвящённые ему песни. Впервые вижу в жизни человека, которому сто лет. И для общего фото с нами его сажают в середину хора и как раз буквально передо мной: на уровне моей талии сверху вижу его столетнюю розовую головку, прикрытую несколькими седыми волосами. Стоим долго с поднятыми бокалами шампанского. Фотограф никак не может настроить фотоаппарат. Помещение полутёмное. Поздравления, цветы, подарки лежат на длинном столе. А вот из еды только кофе для гостей и пирожные. Так скромно у немцев. Мы спели ему несколько песен. Вполне бодрый старичок – благодарит. И вдруг перед выходом меня окликает сзади женщина из хора, Анне-Лиза: «Larissa, komm zu mir!» Обращает моё внимание: на стене большой стенд с фотографиями о жизненном пути юбиляра. Мой взгляд устремлён в центр на большое фото, где он во время войны в форме офицера или какого-то высокого чина вермахта – знакомая изогнутая фуражка. Исправно сидит на нём форма: Руки браво изогнуты в локтях, на форме знаки отличия. У меня перехватывает горло. Все уже на выходе к автобусу, а я вдруг вслух кого-то рядом спрашиваю: «А где он воевал?! На каком фронте? И что он  делал?!» Мой вопрос повис в воздухе, но я и вслух и про себя что-то спрашиваю на ходу, слышу из толпы: «In Russland, in Russland…»

Не один день и не одну ночь прихожу в себя: «Куда только судьба не заносит! Разве думала я, что буду петь на столетнем юбилее немца?» Мысленно представляю, что бы мне сказали родные, которые категорически отказались ехать в Германию. Почему, уточнять не берусь и так всё ясно. Чувствую себя страшно виноватой и подавленной тем, что пела на юбилее, может быть, фашиста, но может быть, и нет. Он тоже исполнял свой долг перед Гитлером и Германией.

Много впечатлений от двухлетнего посещения хора. Немцы совсем не чопорные, теперь свободные от трудов, посещают, как и многие для своего удовольствия, для «Spaß’a». Смеются и шутят, непосредственны, как дети! Много юмора, жаль, что не понимаю. Прощаюсь с хором. Думала, навсегда. Но вот в этом году пригласили – буду играть им второй раз в июне на празднике хоров: старинный хорал, чешскую песню и эстрадную немецкую. Дирижёр и хористы очень благодарят, и мне приятно, что я встретила на своём пути таких добрых и приветливых людей, уже, дай Бог, в мирной жизни.

Лариса Гурвич

Июнь 2006 г., Гамбург

Verfasst von:
Maria Stroiakovskaya