МОЙ СОБЕСЕДНИК БАХ

Текст: Вера Таривердиева

Юбилей

Если бы меня спросили, какую запись я слушаю чаще всего, я ответила бы без заминки: сонаты и партиты Баха в исполнении Марка Лубоцкого. Это, наверное, одна из самых близких и необходимых мне музык. И мало в чьем исполнении я это могу слушать безостановочно. Когда-то мне этот диск подарил сам Марк, с которым имею счастье дружить. Марк – музыкальная достопримечательность Гамбурга. И не только Гамбурга. Просто здесь он живет со своей очаровательной женой Ольгой Довбуш-Лубоцкой и сыном Давидом.
Каждая встреча с Марком – радость и «эпические» воспоминания. Ну представьте себе, что помнит лауреат Первого конкурса имени Чайковского? Ученик Ямпольского и Ойстраха. Человек, которому посвящен Альфредом Шнитке скрипичный концерт и три сонаты. Который дружил и работал с Бриттеном, Ростроповичем, Кондрашиным, Зандерлингом. Перечислить все и всех невозможно. Лучше просто прочесть книги Марка ( «Скрипкиада», «Непреклонная», «Бессмертие листа клена»), где он вспоминает невероятные истории из своей и многих музыкантов жизней.
В последний свой приезд отправилась навестить Марка. Сделали друг другу исключение: Марк согласился на интервью, а я записывала наш разговор. Он был, как всегда, о музыке, о жизни, а для нас жизни вне музыки нет. Беседа вышла за рамки журнального формата, ведь почти год не виделись. И многим хотелось поделиться.

А началось все с разговора о предстоящих в этом году юбилеях. 18 мая Марку исполняется 85 лет, он родился в один год с М. Л. Таривердиевым. Микаэл Леонович считал, что нет ничего глупее, чем сидеть на своем юбилее. И Лубоцкий с этим согласен.

Подведение итогов
– К юбилеям я отношусь скептически. Потому, что юбилейное состояние может увести от главных принципов. А главный принцип означает, что важнейшие вопросы, которые должны волновать человека и человечество, – они ежедневные. О них нужно думать и помнить всегда. Но уж если приходит время подводить итоги, скажу: я не до конца всерьез отношусь к себе на протяжении всей жизни. Во всем, что я делаю, не нахожу окончательных для себя ответов».
– А какие ответы Вы ищете?
– Я инструменталист, скрипач, всю жизнь имел дело с интерпретацией музыки. И когда я говорю, что не нахожу ответов, я подчеркиваю, что для меня человек в искусстве представляет ценность, только когда он сомневается. В том, чем он занимается, и в том, что его увлекает. Увлечение, увлеченность приводит к движению навстречу процессу познания, направленного на проникновение в глубь исполняемого сочинения, в глубь музыки.
– Кто из композиторов Вам ближе? Кто Ваш любимый собеседник?
– Исполнитель более всеяден, чем создатель произведения. В музыкальной классике такое количество шедевров! И все это – наши собеседники. Я всегда любил учиться больше, чем учить. У меня особое отношение к процессам ознакомления и изучения. Для меня чрезвычайно важен именно момент личного соприкосновения с материалом.
– Марк, Вы первый исполнитель многих современных сочинений. Например, концерта для скрипки Бенджамина Бриттена (первое исполнение в СССР). Ваша интерпретация была признана самим автором наиболее адекватной смыслу сочинения. Вам посвящали свои произведения многие композиторы, вошедшие в историю музыки ХХ века. Как Вы считаете, время шедевров прошло?
– Невозможно это утверждать. Если существует культура, искусство, то этот процесс бесконечен. И гений может родиться в любом обществе, как это доказано уже предыдущими веками развития. Но! Для этого должны быть социальные структуры, которые бы востребовали этот гений. Так что шедевры создаются, только если есть какое-то число членов общества, заинтересованных в этом.
– То есть любой гений тоже нуждается в собеседнике?
– Да, наверное. Когда задумываюсь о своей жизни, я понимаю, что у меня была очень счастливая судьба. Мне посчастливилось быть собеседником замечательных людей. Моими учителями, моими партнерами в музыке были необыкновенные люди. Моя последняя книга, уже третья по счету, посвящена общению с ними. Это не мемуары и не дневники, а книга о моих учителях и друзьях в музыке. Она как раз о том, сколько дает человеку знакомство, а еще лучше – дружба, с такого рода личностями.

Эмиграция
– Удивительно, как Гамбург связан с русской музыкой. Петр Ильич Чайковский, Альфред Шнитке, Софья Губайдулина, Вы…… Да и Микаэл Таривердиев теперь не чужой. Как Вы здесь оказались?
– Я эмигрировал рано. Силою обстоятельств в 1976 году приземлился в Голландии. Долго жил в Амстердаме, преподавал, много гастролировал. Жизнь была очень напряженной. Как-то на одном из совместных выступлений мой друг виолончелист профессор Вольфганг Мельхорн рассказал мне про гамбургскую Hochschule für Musik und Theater Hamburg (HfMT), где он преподавал, и посоветовал мне работать там.
В то время тяжело болела моя жена. После ее ухода я хотел изменить что-то радикально. В этот момент Гамбургская HfMT меня пригласила. И все как-то сложилось вместе. В Амстердаме я чувствовал себя «своим» уже давно. А Гамбург для меня самый близкий из немецких городов. Его музыкальные традиции, архитектура, интенсивный внутренний пульс. Hochschule, которую возглавлял тогда профессор Рауэ, приняла меня радушно. Что касается моей исполнительской деятельности, то в Германии я выступал менее активно, чем в Голландии, Японии, США. Но я остался жить в Гамбурге. Хотя с Амстердамом не порвал. У меня там живет старший сын, известный ученый, академик Голландской академии наук.

Дружба со Шнитке

– Ваша дружба с Альфредом Гарриевичем – широко известный факт. Я с интересом прочла в Вашей книге об этой дружбе, которая началась в 1962 году и никогда не прерывалась, даже в годы Вашей эмиграции. Он был одним из главных собеседников Вашей жизни. А как он оказался в Гамбурге?
– В 1990 году освободилось место ведущего профессора по композиции в Hochschule für Musik und Theater Hamburg, которое раньше занимал знаменитый Дьердем Лигети. И возник вопрос, кто из композиторов такого уровня мог бы его заменить. Остановились на Шнитке. Альфред переехал в Гамбург вместе со своей семьей. И я получил возможность постоянного общения с ним. А для него этот город был очень привлекательным: здесь находится музыкальное издательство Ганса Сикорского, здесь работает Джон Ноймайер, поставивший на музыку Шнитке несколько балетов. В Гамбурге же увидела свет опера Альфреда «История доктора Иоганна Фауста».
Как-то я сказал Альфреду, что было бы хорошо, если бы один из близких ему людей подробно о нем написал.
– Пиши, – коротко ответил он.
– Я многого не знаю.
– Ну, спрашивай.
Это началось не совсем всерьез. Он был немногословен. Но все-же удалось кое-что за ним записать.
Семь лет назад по моей инициативе было основано Всегерманское общество Альфреда Шнитке. Потом была образована Академия Шнитке. Для меня очень многое в Гамбурге связано с появлением здесь Шнитке. Об этом говорится в моей книге «Бессмертие листа клена».

Лубоцкий трио, или Ольга – жена и муза

Последние двадцать лет рядом с Марком находится человек поразительной доброты и музыкант высокого профессионального уровня, составивший замечательный ансамбль с Марком не только в семье – виолончелистка Ольга Довбуш. Другого человека Марк с его строгостью и профессиональным максимализмом вряд ли бы допустил так близко к сердцу. И в жизни, и в музыке.
– Марк, а как Вы познакомились с Ольгой Довбуш, Вашим партнером по музыке и матерью Вашего младшего сына Давида?
– Это случилось, когда она училась у профессора Мильхорна в Хохшуле. Мы стали вместе готовить программы и играть в концертах. Потом наш ансамбль получил название «Лубоцкий трио». С нами выступали замечательные музыканты Бренно Адельчи Амброзини, Дмитрий Винник, Ральф Готони, Амир Тебенихин.
– Я знаю, что вы много записываете. Ольга сказала, что сейчас готовится новый СД.
– В последнее время мы выпустили пять дисков. С очень трудными и разнообразными программами. Диск, посвященный 80-летию Альфреда Шнитке совместно с Ириной Шнитке, которая исполняет партию фортепиано. Трио Римского-Корсакова и Эдисона Денисова. Два струнных трио Сергея Танеева.

«Скрипкиада»
В конце разговора Марк начинает читать фрагмент своего романа.
Я слушаю и вспоминаю, как Давид Зильберман в первый раз привел меня в их дом. Первое, что я увидела, были картины Бориса Жутовского, замечательного художника и нашего общего друга. И эта общность расширялась и крепла в такой близкой мне атмосфере. В которой все живет музыкой и служением искусству.
А Марк продолжает своим тихим голосом читать главу «Скрипкиады»:
«Для почетных гостей XIX съезда партии, первого послевоенного и, как оказалось, последнего в жизни вождя, сыграть «Прелюд» Баха! Они пьют и жрут, а мы им – Баха! А во главе нашего ансамбля не кто иной – сам Давид Федорович (Ойстрах)».
Я слушаю Марка. И вспоминаю финал его «Скрипкиады»:
«В подземном переходе стоял неумолкающий, как морской прибой, гул. Но невозможно было перекрыть несущиеся звуки волшебного «гварнери». Я, укрывшись в толпе, потрясенный, слушал. Это казалось невероятным, но его Бах парил над всеми мирскими шумами, над всем чудовищным гулом, неразберихой, суетой, мелочной торговлей, нищенством, торгашеством. Бах был недосягаем».
Наш вечный собеседник Бах.

Verfasst von:
Maria Stroiakovskaya